Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Учитель, не нужно…
— Ах, я все еще учитель?
— Это мое решение…
— Какое еще, к демонам, решение?! Ты — мой ученик, и будешь им, пока я не пожелаю обратного!
— Вы сами говорили…
— А ты?! А ты что мне на это говорил? Разве не ты отвечал, что я такой единственный и неповторимый? Что ты предан мне до глубины души? Уже забыл собственные слова? Обещания для тебя ничего не значат?
Ал покраснел от негодования.
— Да как вы можете так говорить?! — в сердцах воскликнул он. — Все мои слова всегда были искренними!
— Тогда почему ты отказываешься от них?
— Да потому что я вас не достоин!! — выкрикнул Ал и замолчал, тяжело переводя дух и глядя на горящее озеро.
Шен удивленно смотрел на него. «Не достоин… меня?» Вообще, учитывая их статус, он бы менее удивился, если б Ал выкрикнул, что Шен не достоин быть его учителем. Учитывая, что тот, к тому же, учителем является, мягко говоря, посредственным, это бы вообще не удивило. Но наоборот?
Хотя, о чем это он? Уже забыл, какого боготворения удостоился? Ничего удивительного, что теперь Ал дошел до мысли, что не достоин столь «божественного создания». Шен незаметно сжал кулаки, впиваясь ногтями в ладони. Как бы ему хотелось каким-нибудь волшебным образом вставить мозги Ала на место, чтобы он прекратил воспринимать его как некий образ и, наконец, увидел, кто на самом деле стоит перед ним. Даже если его постигнет ужасающее разочарование.
Ал с отчаянием смотрел на него.
Шен сделал глубокий вдох и прямо взглянул на Ала. В темноте почему-то смотреть на его сияние было не столь невыносимо.
— Ал, я уделял тебе слишком мало внимания, занятый своими проблемами… — (А дети, к тому же, так быстро растут… Чуть-чуть проворонишь этот податливый возраст и все, гляди ж ты, выросло!). — Я осознаю это. Когда мы вернемся в орден и все успокоится, я непременно исправлю это упущение.
— Учитель! Вы вообще меня слышите?!
— Да-да, ты сказал, что не достоин… меня. Кого же, по-твоему, тогда ты достоин?
Ал во все глаза рассматривал его лицо. Почему-то учитель таким образом выворачивал его слова, что начинало казаться, будто Ал хочет променять его на кого-то лучшего.
— Учитель, пожалуйста, — Ал смахнул с глаз непрошенные слезы, — прошу вас… Не шутите с моими чувствами…
Этот ребенок почти что дрожал от истерики.
А кого… А кого сам Шен видит сейчас перед собой? Точно ли не образ, каким привык воспринимать главного героя? Не слишком ли черство со стороны Шена было желать, чтобы Ал соответствовал его представлениям об идеальном ученике? Милый, услужливый, никогда не перечащий, знающий свое место и беззаветно преданный. Очень… удобно. Но Ал ведь живой. А какой живой человек был способен постоянно усмирять себя, соответствуя образу?
«Ничего уже никогда не будет по-прежнему, — осознал Шен. — Я не должен относиться к нему с таким пренебрежением».
Похоже, этот ребенок требует особого подхода.
— Иди сюда, — произнес Шен и, сделав шаг к нему, заключил в объятия, притянув его голову к своей груди. — Хватит, успокойся, — уговаривал он, проводя рукой по золотистым волосам. — Только мне решать, достоин ли ты быть моим учеником, ясно? Разве я не говорил уже тебе, что ты — мой лучший ученик?
— Учитель! — проскулил Ал, уткнувшись в его синее одеяние. — Я причинил вам боль, я ранил вас…
— Это не так.
— Нет, это так! Еще на тропе тигра ударил вас! И потом, и позже…
— Ты так рьяно накручиваешь свою вину, но совершенно забываешь о проступках этого учителя, — вздохнул Шен. — Разве не по моей вине ты оказался тогда на тропе? Разве каждый раз не мои собственные действия приводили к столь печальным последствиям? Это всего лишь последствия моих собственных ошибок. Разве я могу называть себя учителем, если буду винить учеников в собственной небрежности?
— Учитель! Простите! — все равно продолжал повторять Ал, судорожно вцепившись в его верхние одежды и поливая его грудь слезами.
— Ну же, не плачь, — уговаривал Шен, продолжая гладить его по голове.
Он вдруг осознал, что настолько привык к тому, как ему поминают отвратительные поступки оригинального Шена, что почти уже сам верит в то, что совершал их. Ему с такой легкостью удалось привести в пример тропу тигра, будто он на самом деле лично выгнал Ала туда. Это и есть замещение воспоминаний? Шен чуть вздрогнул. И сейчас, и раньше, когда Муан стал указывать ему, что он говорит странности, он в первую очередь ощутил себя Шеном, у которого есть долгое прошлое в этом мире, и только потом осознал себя как человека из другого мира. Что если… Что если через год воспоминания о его настоящем мире сотрутся? Что, если однажды он перестанет различать, где правда, а где наговоры, где его настоящая жизнь, а где лишь то, что рассказывают ему другие? Он… он совсем потеряется среди всего этого хаоса представлений о том, что же за человек «Шен». Будет оправдываться за то, чего никогда не было, пытаться соответствовать образу, который сформировался в представлении других? Сам поверит в этот образ?
Руки, обнимающие Ала и гладящие по голове, дрогнули.
— Учитель? — Ал поднял голову и вгляделся в его лицо.
— Скажи мне, Ал, Шен в твоих глазах — всегда был одним и тем же человеком?
Заплаканные щеки главного героя постепенно подсыхали. Он смотрел на человека, все еще держащего его в своих объятиях, и не понимал значения его слов.
— Одним… человеком?..
— Ах! — Шен, наконец, опомнился, что же он только что сказал. — Не бери в голову! Не обращай внимания! Мне в голову пришла странная мысль, только и всего. Ха-ха. Лучше глянь, какое великолепное горящее озеро!
Он дернул Ала за собой и усадил на камень.
Ох, было бы лучше, если Ал на утро вообще ничего не вспомнит!
Они долго сидели рядом, глядя на пылающее озеро.
— Ты останешься моим учеником? — прервал молчание Шен.
Ал не отвечал, и он решил было, что тот мог уснуть в сидячем положении. Но ошибся.
— А вы… — тихим голосом все же проговорил Ал. — Вы хотите этого?
«Черт, главный герой, ты просто напрашиваешься на комплименты, да? Разве я когда-либо намекал на обратное?! Ну… Однажды, допустим, но мы ведь быстро с этим разобрались! И с тех пор прошла уйма времени! И я ни разу не выказал и намека на то, что не хочу иметь такого ученика! Разве нет? Система, почему ты молчишь?»
[Мне нечего сказать, вот и молчу.]
Так она все